Товит 4
1–21. Находясь в бедственном положении и ожидая смерти, Товит вспоминает о деньгах, отданных на сохранение Гаваилу (I:14), сообщает об этом Товии и при этом преподает ему ряд нравоучительных наставлений о почтительности к матери (ст. 3–4), о страхе Божьем и благочестии (5–6), о благотворительности и милостыне (7–11), о чистоте и целомудрии (12–13), о справедливости и честности, благожелательности и щедрости (14–17), о скромности, благоразумии, преданности воле Божией (18–19).
1-2. Вместо денег в книге Товита всюду говорится о серебре, αργύριον (IV:1; V:2–3; IX:2; X:2; XII:3), подобно тому как и в клинописных документам, деньги нередко называются серебром: это объясняется отсутствием в Ассиро-Вавилонии чеканенных монет до персидского владычества; вместо монет употреблялись куски или слитки металла, относительная ценность которых определялась по весу; поэтому в ассиро-вавилонских документах делового характера часто встречается выражение «отвесили» столько-то денег, подобно как и у древних евреев, у которых чеканка монет явилась лишь после вавилонского плена, в приложении к деньгам — слиткам или пластинкам — обычно прилагался термин «весить, взвесить, отвесить» (евр. schaqal (шакал), Быт XXIII:16; Ис ХLVI:6; Иер ХXXII:10. См. Толков. Библ. т. I).
10 талантов серебра, помещенных Товитом у Гаваила (ст. гл. I), представляли значительную тяжесть — свыше 25 пудов, — почему Гаваил, возвращая мешки с серебром Товиту (IX:2), уложил их на двух верблюдов, — и стоимость этого серебра простиралась, на наши деньги, до 23 000 руб. с лишком (см. у проф. Дроздова, стр. 490–491).
3-19. Наставления Товита сыну, ст. 3–19, имеют характер общебиблейского нравоучения; отдельным наставлениям могут указаны многие параллели из других библейских книг, однако есть здесь и индивидуальные и исторические черты, которые не позволяют видеть (с Фрицше и др.) в этих наставлениях тенденциозный подбор нравоучений, свободно составлены по подражанию другим библейским книгам.
Taк, наставление Товита сыну о почтительности к матери (ст. 3–4) имеет опору в целом воззрении Ветхого Завета на почитание родителей, прежде всего в законе Моисеевом (Исх XX:12; Втор V:16), затем в учительных книгах (Сир III:1–16; VII:29) и др. частях Св. Писания; равным образом желание Товита быть погребенным вместе с женою было свойственно еще патриархам еврейского народа (Быт XXV:10; XLIX:29) и др. библейским лицам и вполне естественно вытекает из истинного библейского представления о супружеском союзе, как союзе неразрывном (Быт II:24; 1 Кор VI:16). Но вместе с тем наставление это характеризует именно супружеский союз Товита и Анны со стороны нравственной крепости их супружества, несмотря на укоризны жены мужу (II:14). Наставление о постоянном страхе Божием и соблюдении заповедей Божьих (ст. 5–6), выражающее сущность благочестия по ветхозаветному учению (Втор VI:2; Еккл XII:13), вполне уместно в обращении богобоязненного Товита к вступающему в жизнь сыну. Наставление о милостыне (ст. 7–11), при весьма понятном — ввиду основного значения учения о милостыне в библейском нравоучении — сходстве с учением об этом предмете других Священных книг Ветхого и Нового Завета (см. напр., Притч III:9; Сир IV:8; XIV:13; XXlX:15; XXXV:9; Лк XIV:13 и др.), имели особенное значение и приложение в плену, где так много было нуждающихся евреев (см. I:16 и след). Мысль о грехозаглаждающем значении милостыни, встречающаяся также в книге пророка Даниила (Дан IV:24; ср. Сир XXIX:15; Лк XI:41), здесь выражена особенно сильно: «милостыня от смерти избавляет и не попускает сойти в тьму» (ст. 10): здесь говорится, очевидно, о посмертном загробном мздовоздаянии, и ввиду последнего утверждается великое значение милостыни в деле избавления человека от «смерти второй» (Откр XX:4) и «тьмы кромешной» (Мф VIII:12; XXV:30), а не от смерти первой и могилы — неизбежных и для праведников. Заповедь о целомудрии (12а), как супружеской добродетели, связана с советом Товита сыну взять жену непременно из народа и колена своего, причем указывается на чистоту рода Товита и единоплеменников его: «мы сыны пророков» и патриархов, которые при браках равным образом охраняли чистоту рода своего (12б, сн. Быт XXIV:3 сл.), и это наставление возводится в общее правило — не пренебрегать родным племенем, не превозноситься пред сынами и дочерями своего народа (ст. 13), — правило, без сомнения, имевшее большую практическую важность ввиду исконной склонности евреев к заключению браков, минуя родное племя, с женщинами из чужих племен; в этом справедливо указывается гордость, от которой — погибель. Наставление о справедливости в отношении к наемнику (14а) дважды приводится в Моисеевом законодательстве (Лев XIX:13; Втор XXIV:14), и в плену ассирийском, где бедные евреи, без сомнения, добывали себе пропитание трудом поденщиков, была особенная нужда в строгом соблюдении этого правила (ср. Иак V:4). Правило, «что ненавистно тебе самому, того не делай никому» (ст. 15а), выражено Господом Спасителем в положительной форме: «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф VII:12; Лк VI:31), — по слову Господа — «в этом закон и пророки» . Запрещение пьянства (ст. 15б) могло иметь в виду распространенность этого порока в Ассирии (Наум I:10). Далее, при повторении наставления о милостыне нуждающемуся (ст. 16), дается и специальное наставление: «раздавай хлебы твои при гробе праведных, но не давай грешникам» (ст. 17): имеется в виду распространенный у библейских евреев обычай приносить скорбящим об умерших хлеб печали и чашу утешения, раздавать милостыню бедным за умерших и приносить за них молитвы и умилостивительные жертвы (2 Цар III:35; XII:17; Иер IX:16; ХVI:7; Иез ХXIV:17; Ос IX:4; Сир VII:36; 2 Иак XII:42–45); а с тем вместе запрещается евреям участвовать в похоронных обрядах ассириян, которые, как видно из некоторых надписей Асурбанипала, имели обычай приносить теням умерших пищу и питье. (См. у проф. Дроздова, с. 61–65 и 468). Наставление это могло иметь и более широкий объем, заключая в себе совет вообще не давать милостыни язычникам — наставление, вполне понятное в устах ветхозаветного человека (ср. Мф V:43) и притом в тяжкое время плена, когда евреи терпели великое озлобление со стороны язычников-ассириян и, естественно, сами питали к ним то же чувство (ср. Пс CXXXVI).